Неточные совпадения
Наконец, превозможенная всеми тремя, принуждена была уступить
силе; и уже сие скаредное
чудовище начинал исполнением умышленное, как жених, возвратившись из господского дома, вошел на двор и, увидя одного из господчиков у клети, усумнился о их злом намерении.
Я умышленно сделал веселое лицо и, сняв фуражку, замахал ею. Этот маневр достиг цели. Мои спутники стали грести энергичнее. Лодка пошла быстрее. Теперь уже
чудовища не было видно. Слышно было только, как волны с грохотом разбивались о берег. Сюркум молча выдерживал их удары. Волны с бешенством отступали назад, чтобы собраться с
силами и снова броситься в атаку. Ветер вторил им зловещим воем.
И великая правда, воскресая, всех одинаково приветно зовет к себе, всем равно обещает свободу от жадности, злобы и лжи — трех
чудовищ, которые поработили и запугали своей циничной
силой весь мир…
Казалось, какая-то сверхъестественная
сила приковала их на всю жизнь к этим разверстым пастям, и они, под страхом ужасной смерти, должны были без устали кормить и кормить ненасытное, прожорливое
чудовище…
Наши лавочники, чтобы позабавить эту голодную рвань, поили собак и кошек водкой или привязывали собаке к хвосту жестянку из-под керосина, поднимали свист, и собака мчалась по улице, гремя жестянкой, визжа от ужаса; ей казалось, что ее преследует по пятам какое-то
чудовище, она бежала далеко за город, в поле, и там выбивалась из
сил; и у нас в городе было несколько собак, постоянно дрожавших, с поджатыми хвостами, про которых говорили, что они не перенесли такой забавы, сошли с ума.
Благополучно сгрузили с барки на берег красное тупое
чудовище, похожее на безголового быка; опутали его верёвками и, ухая, рыча, дружно повезли на катках по доскам, положенным на песок; котёл покачивался, двигаясь вперёд, и Никите казалось, что круглая, глупая пасть котла развёрзлась удивлённо пред весёлой
силою людей. Отец, хмельной, тоже помогал тащить котёл, напряжённо покрикивая...
Он рассказал им также и про Грузова и про его изумительную
силу (ведь вечер воскресенья был еще так далеко!), и понятно, что в доверчивых, порабощенных умах слушателей фигура Грузова приняла размеры какого-то мифического
чудовища, чего-то вроде Соловья Разбойника, «с такими вот» — чуть ли не с человеческую голову величиной кулаками.
И не привык ещё, не умеет он пользоваться
силами своими, пугается мятежей духа своего, создаёт
чудовищ и боится отражений нестройной души своей — не понимая сущности её; поклоняется формам веры своей — тени своей, говорю!
Каким громадным
чудовищем должна была ему казаться собака! И всё-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке…
Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.
Думать, что его можно разжалобить, — смешно; смешно и ждать, что можно чего-нибудь достигнуть указанием на его несправедливое отношение к нам. Только тот, кто борется, может заставить себя слушать. И выход для нас один: мы, врачи, должны объединиться, должны совместными
силами бороться с этим
чудовищем и отвоевать себе лучшую и более свободную долю.
В утреннем тумане передо мной тянулся громадный город; высокие здания, мрачные и тихие, теснились друг к другу, и каждое из них как будто глубоко ушло в свою отдельную, угрюмую думу. Вот оно, это грозное
чудовище! Оно требует от меня всех моих
сил, всего здоровья, жизни, — и в то же время страшно, до чего ему нет дела до меня!.. И я должен ему покоряться, — ему, которое берет у меня все и взамен не дает ничего!
В основе всех этих разнообразных мифов лежит, всего вероятнее, факт чисто натуралистического характера — гибель растительности под влиянием зимних холодов. Люди оплакивали смерть бога растительности, убитого
чудовищами зимы. Приходило время — и бог воскресал в блеске весенней радости и преизбытка
сил, и люди восторженно приветствовали прекрасного бога-жизненосца.
И каким «избытком
сил», какими сладкими муками была полна жизнь тогдашних уродливых
чудовищ!
Схватывает он змея своими могучими руками прямо под голову, жмет ее изо всей
силы, наливаются кровью глаза
чудовища, и вдруг струя алой крови как фонтаном брызжет из пасти и жало смертоносное упадает к ногам Якова Потаповича.
Дождь между тем все лил и лил. Ночи были темные, непроглядные. Холодный северный ветер уныло завывал в горах. Войска двигались молча, черной массой, подобно тысячеголовому
чудовищу. Изредка слышались проклятия по адресу Тугута, да невольно вырывавшийся крик неожиданности при падении в бездонную пропасть выбившегося из
сил или неосторожно поскользнувшегося товарища. Этот крик, да крестное знамение товарищей были ему надгробною молитвою.
Чудовище ползло дальше.